- БЕССОЗНАТЕЛЬНОЕ
- – 1. Совокупность психических процессов, актов и состояний, обусловленных явлениями действительности, во влиянии которых человек не отдает себе отчета. 2. Форма психического отражения, в которой образ действительности и отношение к ней субъекта не последовательны, а составляют единое целое. 3. Неосознаваемые регуляторы способов выполнения деятельности (стереотипы автоматизированного поведения и т. п.). 4. Проявление субсенсорного восприятия (реакция на изменение магнитного поля, атмосферного давления, низкочастотные звуки и т. д.). С т. зр. эволюции психики ее упрощенная структура включает четыре главных уровня: Б., подсознание, сознание и сверхсознание. Б. – наиболее древний уровень психического отражения. Он существует около 500 млн лет и представлен, главным образом, инстинктами и архетипами. Б. играет исключительно важную роль в возникновении и динамике конфликтов. Многие потребности человека, блокирование удовлетворения которых выступает глубинной причиной конфликтов, самим субъектом могут часто не осознаваться. Стремление к власти, обеспечение безопасности, борьба за социальный статус, стремление к ценностям и ресурсам, самореализация и др. нередко являются неосознаваемыми причинами социальных конфликтов. Противоречие между Б. и сознанием является типичной причиной внутриличностных конфликтов. Значительное число социальных конфликтов на рациональном уровне объяснить очень трудно. Иногда мотивы действий тех, кто этими конфликтами реально управляет, также иррациональны. Без исследования роли Б. в конфликтах ни глубоко понять механизм их возникновения, ни эффективно их регулировать невозможно.
* * *
— в самом широком смысле, психические процессы, не осознаваемые индивидом. В собственно психологическую лексику термин введен основателем психоанализа З. Фрейдом. С его точки зрения, многие побуждения, желания, а также травматические воспоминания (как правило, связанные с ранним детством) остаются неосознанными на протяжении жизни человека, либо вытесняются за пределы сознания, поскольку их рефлексия порождала бы чрезмерную тревогу, стыд и чувство вины. По образному выражению С. Клонингер, бессознательное является своего рода «мусорным ведром» для сознания. При этом бессознательные побуждения и импульсы, оставаясь вне контроля эго, оказывают существенное воздействие на эмоционально-аффективную сферу индивида и на особенности его поведенческой активности. В этой связи бессознательная мотивация является важным аспектом, без понимания и учета которого невозможны полноценные психодиагностика, психокоррекция, а также управление групповой динамикой. Конкретизация содержания бессознательного до сих пор остается предметом дискуссий. З. Фрейд считал, что оно сводится к социально табуированным сексуальным и агрессивным желаниям. М. Кляйн и Г. Салливан считали, что оно состоит из примитивных понятий о самости и связях с другими людьми, прежде всего, с матерью. С точки зрения К. Г. Юнга, в нем, наряду с уникальным индивидуальным содержанием, присутствуют унаследованные от предшествующих поколений инстинкты и архетипы, в совокупности составляющие коллективное бессознательное, сформированное историческим опытом всего человеческого рода и переданное каждому индивиду генетически. При том, что данная идея К. Г. Юнга активно критиковалась как ортодоксальными психоаналитиками, так и представителями других школ, она представляется крайне важной при решении ряда практических социально-психологических задач, таких как выработка единого видения перспективы в процессе командообразования, повышение ценностно-ориентационного единства в группе, разработка систем мотивации членов сообщества и т. п.Эмпирическая валидизация концепции З. Фрейда в целом и собственно идеи бессознательного, традиционно сталкивается с серьезными трудностями. Сам З. Фрейд считал экспериментальную проверку своей теории в лабораторных условиях совершенно излишней, поскольку большое количество клинических наблюдений в сочетании с результатами психоаналитического лечения неврозов являлись, с его точки зрения, вполне достаточным подтверждением эвристичности выдвинутых теоретических положений. Основным средством изучения бессознательного в рамках классического психоанализа являлся анализ содержания сновидений, которые З. Фрейд характеризовал как «королевскую дорогу к бессознательному», с целью выявления скрытого содержания. Для этого обычно использовался метод свободных ассоциаций в сочетании с собственно психоаналитической интерпретацией. Подобный подход, в значительной степени сохраняющийся и по сей день в рамках психоаналитического направления, обоснован и во многом оправдан двумя объективными обстоятельствами.
Во-первых, таким образом, параллельно решаются две задачи: исследовательско-диагностическая и психотерапевтическая, поскольку осознание пациентом собственных бессознательных импульсов, вытесненного травматического опыта, родительских интроектов и т. п. является главным условием эффективной терапии по З. Фрейду.
Во-вторых, большинство стандартизированных психометрических методик является, по сути дела, формами самоотчета, в рамках которого непосредственному наблюдению и измерению оказываются доступными только осознаваемые индивидом аспекты его личности.
На протяжении многих лет трудности в изучении бессознательного, связанные с принципиальным несоответствием практически любых форм самоотчета данной задаче, исследователи пытались преодолеть за счет использования т.н. проективных методик, наиболее известными из которых являются тест Роршаха и Тематический апперцепционный тест (ТАТ). Как отмечают Л. Ф. Бурлачук и С. М. Морозов, «наиболее существенным признаком проективных методик является использование в них неопределенных, неоднозначных (слабоструктурированных) стимулов, которые испытуемый должен конструировать, развивать, дополнять, интерпретировать»1. По мнению разработчиков проективных методик, «реакция в таких минимально ограниченных условиях откроет бессознательный материал, неизвестный даже респонденту»2. Использование проективных методик позволило выявить ряд закономерностей в проявлении бессознательных импульсов на символическом и поведенческом уровнях. Так, например, в результате исследования, проведенного в 1993 году Н. Казер-Бойд, установлено, что «...тесты Роршаха на женщинах, убивших насиловавших их мужей, были похожи на тесты ветеранов войны, страдающих от посттравматических стрессовых расстройств»3. Проективные тесты также широко применяются для оценки эффективности как психоаналитической, так и других видов терапии.
Оценка полученных таким образом данных остается во многом субъективной, зависящей от профессиональной подготовки и опыта экспериментатора.
В этой связи, стремясь минимизировать влияние субъективных факторов, американский исследователь Л. Сильверман разработал и осуществил ряд лабораторных экспериментов, направленных на изучение неосознаваемых внутриличностных конфликтов. Для этого им был разработан метод подпороговой психодинамической активации. В основе данного метода лежит воздействие на бессознательное испытуемого с помощью специального прибора тахитоскопа, позволяющего осуществить сверхскоротечное (4 миллисекунды) визуальное предъявление стимульного материала, которое на сознательном уровне воспринимается как короткая световая вспышка (на аналогичном принципе основан широко известный «эффект 25-го кадра»). В ходе всех экспериментов Л. Сильвермана испытуемым предъявлялся таким образом стимульный материал двух типов: провоцирующий обострение неосознаваемого конфликта, наличие которого предполагалось у того или иного испытуемого и, наоборот ослабляющий его. После каждой пробы экспериментаторы фиксировали проявление тех или иных поведенческих реакций и степень их интенсивности.
Как сообщают Л. Хьелл и Д. Зиглер, в рамках данной схемы «Сильверман и его коллеги провели большое количество исследований, имеющих целью продемонстрировать, что подпороговое предъявление стимулов, усиливающих конфликт, в значительной степени влияет на уровень проявления патологии. В первом исследовании изучалось влияние на заикание конфликта между оральными агрессивными и анальными желаниями. Данный конфликт психоаналитическая теория соотносит именно с упомянутым расстройством. В качестве стимулов предъявлялось изображение льва с оскаленной пастью (оральное агрессивное состояние) и собаки в процессе дефекации (анальное состояние), а также изображение бабочки (контрольное состояние). Заикание оценивалось путем пересказа испытуемыми с этими речевыми нарушениями двух коротких отрывков сразу после их прочтения, а также составления рассказов по двум картам из «Теста тематической апперцепции». Как и ожидалось, испытуемые продемонстрировали значительное усиление заикания в процессе пересказа как в ответ на орально-агрессивный стимул, так и в ответ на анальный стимул, по сравнению с контрольной ситуацией. Однако при выполнении заданий «Теста тематической апперцепции» расстройства речи не наблюдалось.
Сильверман также использовал метод подпороговой психодинамической активации для оценки кардинального положения фрейдовской теории депрессии — а именно, что данный симптом предполагает направленность на себя неосознанных агрессивных желаний. Результаты многих исследований (проведенных на пациентах, склонных к депрессии) показали, что подпороговое предъявление материала, содержание которого предназначено для усиления агрессивных желаний (например, фраза «Людоед пожирает человека» или изображение человека, закалывающего другого острым оружием), ведет к углублению депрессивных состояний. В то же время усиление депрессивной симптоматики (определявшееся методом самооценки по шкалам настроения) не было выявлено после подпорогового предъявления нейтрального стимула.
Другая процедура подсознательной психодинамической активации применялась для проверки психоаналитической гипотезы о значении эдипова комплекса в конкурирующем поведении. ... Сначала мужчины-студенты колледжа состязались в метании дротиков. Затем после соревнования им предъявлялся один из трех различных подпороговых стимулов: «Отец, который бьет своего сына, не прав», «Отец, который бьет своего сына, прав» и «Люди прогуливаются пешком». Первый стимул был предназначен для усиления эдипова конфликта, второй этот конфликт смягчал, а третий был нейтральным. Вслед за процедурой подпороговой активации испытуемые снова метали дротики. Как и предсказывает психоаналитическая теория, испытуемые, получившие стимул «Отец, который бьет своего сына, не прав», показали значимо более низкие результаты, чем получившие нейтральный стимул. Испытуемые, которым был предъявлен стимул «Отец, который бьет своего сына, прав», показали значимо более высокие результаты в метании дротиков, по сравнению с получившими нейтральный стимул (следует добавить, что в предварительной серии метания дротиков, все группы показали практически одинаковые результаты (В. И., М. К.)»1. Этот эксперимент Л. Сильвермана особенно интересен с точки зрения социальной психологии, поскольку он позволяет понять глубинную природу таких собственно социально-психологических явлений, как конкуренция, агрессивность, депривация. В целом, хотя исследования Л. Сильвермана и подвергались впоследствии критике, они не только подтвердили гипотезу З. Фрейда о бессознательном, но и внесли существенный вклад в верификацию психоаналитической теории в целом.
В повседневной практике легко найти массу примеров, не просто подтверждающих факт наличия бессознательного, но и значимость той роли, которую оно играет в жизни человека. Едва ли не каждый сталкивался с ситуацией, когда, пытаясь решить ту или иную проблему всеми доступными средствами и, в конце концов, бросив это «безнадежное дело», он, обычно после отдыха и сна, вдруг получал готовое решение в виде некоего «озарения», которое в психологии обычно называют инсайтом. Такой, вроде бы появившийся ниоткуда или «ниспосланный свыше» результат, представляет собой продукт работы нашего бессознательного. Практические психологи должны не только отчетливо осознавать природу данного феномена, но и обучать его целенаправленному использованию клиентов, чья профессиональная деятельность направлена на решение задач с большим количеством переменных и высоким уровнем неопределенности.
Другим типичным примером проявления бессознательного в повседневной жизни может служить выбор партнера для создания семьи. Если отбросить романтический ореол свойственный «женским романам», то легко убедиться — с определенного момента каждый молодой человек и каждая девушка поддерживают большое число контактов со сверстниками (и не только) противоположного пола от формального знакомства до интимной близости. В рамках этих контактов происходит непрерывный процесс поиска того «единственного человека», с которым следует связать свою судьбу. Причем, как правило, в результате избранником оказывается вполне типичный представитель социального окружения, с точки зрения стороннего наблюдателя, ничем, по большому счету не отличающийся от других потенциальных кандидатов. Данный, по сути дела, совершенно иррациональный процесс становится понятным и объяснимым, если принять утверждение о том, что люди подсознательно ищут на роль избранников тех, кто способен активировать бессознательные представления об идеальном родителе противоположного пола, формирующиеся под влиянием вытесняемых детских фантазий.
Аналогичным образом, гипотеза о коллективном бессознательном позволяет лучше понять такие социально-психологические феномены и механизмы, как массовидные явления, социальное заражение, социальные стереотипы и т. п.
Любому практическому социальному психологу, работающему с конкретной общностью, будь то неформальная группировка или формальная организация, необходимо принимать как факт наличие коллективного субъекта — группы и, соответственно, коллективного бессознательного, без учета специфики которого выстроить как тактическую, так и стратегическую психолого-поддерживающую программу своей профессиональной работы он попросту будет не в состоянии.
* * *
(unconscious) – 1. в психоанализе - психические процессы, «которые проявляются активно и в то же время не доходят до сознания переживающего их лица» (Фрейд, 1940). Теория бессознательного в классической психоаналитической теории является, пожалуй, одной из наиболее продуманных и систематизированных. Немаловажное преимущество этой теории, и в то же время её существенный недостаток, за что она, или, точнее, выводы из неё, подвергается критике, состоит в том, что она создана на основе клинического материала, пусть неполного, одностороннего. Но без этого фундамента, без психопатологии, теория бессознательного скорее всего оказалась бы сугубо умозрительной конструкцией, прекрасно составленным и практически бесполезным текстом, и не более того; 2. «относящийся к психическим процессам, которые субъект не осознаёт» или «та часть психики, в которой, в отличие от сознательных, психические процессы являются динамическими бессознательными» (Райкрофт, 1995). М.С.Кэрич (2006) указывает, что бессознательное – это «гипотетический конструкт, используемый для описания действий, феноменов, данных, процессов и т.д., выходящих за пределы непосредственного сознания». М.Эриксон рассматривает бессознательное как «резервуар с воспоминаниями о прошлом, хранилище структурированного опыта»; 3. совокупность психических процессов, актов и состояний, обусловленных явлениями действительности, во влиянии которых субъект не отдаёт себе отчёта» и/ или форма психического отражения, в которой образ действительности и отношение к ней субъекта не выступают как предмет специальной рефлексии, составляют нерасчленённое целое» (Психология, 1990); 4. «самая обширная и наиболее содержательная часть (система, сфера, область, инстанция и т.д.) психики человека» и/или состояние человека, характеризующееся отсутствием сознания» (Новейший философский словарь, 1999). И т.п.Указанные здесь и другие, подобные формулировки едва ли могут претендовать на полноту и адекватность содержания, так как все они нуждаются в уточнении того, 1. что, собственно, имеется в виду под сознанием, иначе придётся признать, что рассуждения о бессознательном являются тавтологией; 2. в чём конкретно состоят отличия сознательных психических процессов от бессознательных (помимо того, что последние остаются незамеченными индивидом, непонятными ему или представленными в виде слияния объективного и субъективного) – эти и другие, аналогичные попытки включить в определение бессознательного какие-то более осязаемые его характеристики остаются пока что недостаточными, поскольку фактически они выводятся логически, из названия термина; 3. как соотносятся понятия «сознание», бессознательное», с одной стороны, и «Я индивида», с другой, или, иными словами, какова роль этой наиболее активной части личности индивида в развитии и динамике сферы бессознательного и того, что именуется сознанием. Кроме того, ясность в этом вопросе крайне важна для понимания и того, являются ли сознание, бессознательное лишь особыми, специфическими психологическими функциями, неким инструментарием личности либо они сами являются теми автономными структурами, функционирующими в значительной степени независимо от личности индивида или даже всецело определяющими эту личность. Вообще говоря, термины «бессознательное», «сознание» вводят исследования в самый центр не только наиболее глубокой и самой сложной психологической проблематики и важнейших проблем психопатологии. Они непосредственно касаются также ряда фундаментальных проблем, таких, как отношения материи и сознания, психики и мозга, нейрофизиологии и психологии, личности и социума, то есть тех проблем, которые возникли перед человеком с того момента, когда он впервые осознал факт собственного существования, и не потерявших своей остроты по настоящее время. В плане психопатологии особенно важным представляется то обстоятельство, что система сознание-бессознательное имеет, повидимому непосредственное отношение к симптомообразованию, то есть к природе, источникам и процессам формирования многих, особенно продуктивных психологических симптомов психиатрического расстройства, не говоря уже о психопатологии собственно процессов сознания и самоосознавания.
Существуют, как упоминалось, разные подходы к пониманию природы бессознательного, сознания и их взаимоотношений. Приведём некоторые, основные из них.
1. В классическом психоанализе различают два вида бессознательных процессов: 1. дескриптивно бессознательные или предсознательные процессы и 2. динамически бессознательные процессы. Первые процессы легко становятся сознательными, к ним относятся воспоминания или информация, которые можно произвольно воспроизвести в сознании в случае необходимости. Они соответствуют вторичным психическим процессам (processes secondary). Динамически бессознательные процессы, в свою очередь, подвержены вытеснению и могут стать сознательными только после устранения определённого сопротивления, поскольку .неприемлемы для сознания индивида. Они соответствуют первичным процессам мышления (processes primary). В широком употреблении «бессознательное является метафорическим, почти антропоморфным концептом, сущностью, влияющей на самость, но неизвестной самой себе. В точном значении – это структура со специфическими свойствами...«резюме: свобода от внутренних противоречий, принадлежность к первичным процессам (мобильность катексиса), вневременность и замещение внешней реальности реальностью психической – таковы характеристики, которые мы ожидаем обнаружить в системе бессознательного» (Фрейд, 1915).
Вторичные психические процессы характеризуются сознательным, дисциплинированным мышлением, которое: а) подчиняется правилам грамматики и логики; б) использует связанную энергию; в) направляется принципом реальности. Вторичные процессы, указывает З.Фрейд, развиваются наравне и одновременно с развитием Эго, с адаптацией к внешнему миру, они теснейшим образом связаны с вербально-логическим мышлением. Иными словами, под вторичными психическими процессами подразумевается зрелое, концептуальное мышление, отличающееся от других его видов и форм своей реалистичностью, последовательностью, использованием абстрактных и общих понятий, а также правил логики.
Первичные процессы, в свою очередь, характеризуются психическими функциями бессознательного. Мышление первичного процесса отличают: а) наличие конденсаций и смещения, то есть образы часто сливаются и легко могут заменять и символизировать друг друга; б) использование подвижной энергии, то есть свободного перемещения энергии от одного образа к другому; в) управление посредством принципа удовольствия, то есть уменьшением неудовольствия инстинктного напряжения путём галлюцинаторного исполнения желания; г) игнорирование категорий пространства и времени. Онтогенетически и филогенетически первичные процессы являются более ранними, нежели вторичные процессы.
Если переформулировать характеристику сказанного о «первичных процессах» в терминах психопатологии, то получается следующее. З. Фрейд под такими процессами подразумевает те же явления, которое одновременно практически с ним и, вероятно, независимо от него описал Е.Блейлер (1911), наблюдая за пациентами с шизофренией, предложив используемый до сих пор термин «аутистическое мышление» (в России книга Е.Блейлера об этом вышла несколько позднее). В крайнем, болезненном своём проявлении имеется в виду мышление со свойственными ему тотальным игнорированием логики, символическим представлением действительности, аффективной динамикой ассоциаций и абсолютной оторванностью от действительности, причём эта оторванность вполне замещается «психической реальностью», то есть грёзами, фантазиями, галлюцинациями. Согласно Е.Блейлеру, побуждения бессознательного, то есть желания, продиктованные эмоциями, удовлетворяются в аутистическом мышлении самым непосредственным, воображаемым образом, - без того, чтобы хотя бы косвенно влиять на мотивы и организацию поведения индивида в реальном мире. Исключением являются лишь насущные физиологические потребности организма, ради чего пациент лишь частично и на некоторое время покидает мир фантазий и возвращается в действительность (см. Мышление аутистическое).
Возникающее у детей в возрасте 4-5 лет или несколько ранее аутистическое мышление в ходе нормального психического развития с самого начала находится под контролем более реалистических и зрелых форм мышления, образцы которого демонстрируют взрослые люди, то есть в естественных условиях оно формируется в единстве с ними так, что в бодрственном состоянии нормальный индивид в достаточной степени осознаёт отличие своих фантазий и сновидений от того, что происходит в реальности. Дети, если они адекватно развиваются, уже в дошкольном возрасте более или менее уверенно разграничивают сновидения от реальных впечатлений, сказки - от действительности, а свои игровые фантазии – от представлений реальности. Из описания Е.Блейлера вытекают важные, во всяком случае, достаточно неприятные для классической аналитической теории выводы, а именно: 1. существующие в недрах бессознательного побуждения таковы, что сознанию их не нужно и незачем вытеснять или блокировать, так как они легко, в любой момент и самым непосредственным образом способны самоудовлетворяться посредством болезненного воображения; 2. бессознательные побуждения являются абсолютно непонятными и закрытыми для зрелого мышления и потому они, по определению, не способны влиять на течение сознательных процессов; 3. в свою очередь, первичные процессы, совершенно изолированные от вторичных процессов, также не могут воспринимать и реализовать какое-либо воздействие со стороны последних. Важно, наконец, и то, что болезненный, не свойственный здоровому индивиду вариант аутистического мышления З.Фрейд представляет в качестве универсальной характеристики бессознательного вообще без каких-либо тому доказательств или условий, тем самым как бы подчёркивая, что существенного отличия патологии от нормального и здорового в его системе психологии не существует или его не существует вообще.
Сознание (consciousness) в психоанализе определяется следующим образом: 1. это состояние, в котором человек себя «осознаёт», - в противоположность состояниям сна, анестезии, комы; 2. это способность к «самосознанию», которым, в отличие от других существ, человек обладает (термин в значении 2 не указывает, относится ли он к первичному (само-) осознанию, т.е. «знанию» того, что индивид делает, или к рефлексивному самоосознанию, т.е. «обращению внимания» на собственные психические процессы). Статья З.Фрейда, посвящённая сознанию (1915), бесследно, как считают, исчезла, поэтому о его взглядах на эту тему полного представления получить невозможно. Тем не менее, по его более поздним суждениям (1940), «считается общепринятым, что сознательные процессы не образуют непрерывного самодостаточного ряда». Имеются также свидетельства того, что З.Фрейд: а) обычно уподоблял сознание органу чувств, способному воспринимать внутренние психические события и отличать их от внешних восприятий (эту функцию сознания он называл тестированием реальности); б) полагал, что сознание отличается от бессознательного способностью познавать категории пространства и времени, нетерпимостью к логическим противоречиям и использованием связанной энергии (то есть приписыванием образам объектов относительно постоянного смысла); в) утверждал, что «быть связанным со словесными образами» - это то, что совершенно необходимо, чтобы «бессознательная мысль» могла попасть в сознание и г) придерживался мнения об интегративной функции сознания. В 1920 –х гг. З.Фрейд переименовал бессознательное в Ид, а сознательное – в Эго (то есть фактически отождествил психологические процессы с соответствующими структурами личности). Существующая в психоанализе тенденция считать, что сознание вторично по генезису и своей значимости и полагать, что сознательные феномены являются подчинёнными бессознательным процессам, их порождением и следствием, привело в итоге к тому, что на проблемы сознания в психоанализе стали обращать всё меньше внимания и постепенно оттеснили их на второй план. Приведённое описание отдельных характеристик сознательных психических процессов позволяет тем не менее сделать очень важное предположение о том, что именно в психоанализе впервые обозначилась тенденция подразумевать под «сознанием» процесс преобразования нейрофизиологических комплексов или процессов в словесно-логические структуры, то есть в собственно мысли, мысленные представления и явления сознания.
Отдельно рассмотрения заслуживает вопрос о взаимоотношениях бессознательного, сознания, с одной стороны, и Я или Эго, - с другой. Это связано с тем очевидным фактом, что осознаёт или не осознаёт нечто не какой-то безличный механизм или некий психологический процесс, а это делает сам индивид или то, что он считает, называет своим Я. Точно также бессознательным является не тот или иной оторванный от личности динамический процесс, отчего-то, например, в силу вытеснения не представленный в сознании, а нечто более сложное, свойственное сущности, внутренней природе самого человека, о чём он сам пока что может не знать или только догадываться. Но для этого ему необходимо отказаться от механистического представления собственной личности как некоей искусственной и произвольно созданной конструкции, образованной из гипотетических инстинктов, психических образов, воспоминаний, квантов инстинктной энергии, их катектического прикрепления к образам, защит и т.п, которые сами по себе обозначают лишь некие составные части целостной психологической структуры. Ему следует также задаться вопросом о том что же их объединяет некую систему, что оживляет последнюю, превращает её в то, что называется душой разумного человека. Или, напротив, разрушает. Что же? Или может быть кто?. Это проблема примерно той же степени сложности, как и происхождение живого существа из неорганической материи.
Следует напомнить, что в английском языке, в отличие от немецкого и русского, термины Я и Эго обозначают несколько разные вещи: Я – это местоимение первого лица, единственного числа, оно служит обозначением субъекта переживания «самости», того, как индивид осознаёт себя субъективно. В свою очередь термин Эго обозначает, скорее, объект исследования, некую структуру личности.
По словам З.Фрейда (1923), Эго – «это та часть Ид, которая видоизменилась под непосредственным влиянием внешнего мира...Эго представляет то, что может быть названо умом и здравым смыслом, в противоположность Ид, содержащим страсти...В своём отношении к Ид Эго напоминает всадника, который должен держать в узде превосходящую его по силе коня, с той лишь разницей, что всадник пытается это делать своими собственными силами, тогда как Эго пользуется заимствованными». Для аналитиков, не принимающих идею недифференцированного Ид, из которого совершенно непонятным, если не противоестественным путём развивается столь сложная структура, как Эго, последнее представляется: а) той частью личности, которая узнаётся как опыт быть собой, которую индивид может назвать словом Я; б) той частью личности, которая имеет отношение к объектам и/или образуется путём интроекции объектов или; в) всей психикой, изначально представленной единым динамичным Эго. Эго функционирует, в основном, посредством сознания. Та часть Эго, в которой развиваются самонаблюдение, самокритика и другие виды рефлексивной деятельности, получила название Супер-Эго. Его образуют родительские интроекты и личный жизненный опыт, то есть собственно бессознательное и опыт сознательной жизни, но эта точка зрения оспаривается, особенно в том, что касается родительских интроектов.
Когда и каким образом формируется Эго, остаётся предметом ряда гипотез. Согласно одной из них, Эго развивается на основе интроекции родительских фигур или других объектов (например, материнской груди). Эта гипотеза отвергается, однако, на том основании, что в период формирования Эго ребёнок будто бы не способен к интернализации, он, напротив, в этом возрасте наделяет внешние объекты своими свойствами. Некоторые авторы считают, что Эго, как целостная структура, функционирует изначально, то есть с первых 1-2 лет после рождения, если не ранее. Что касается отношений, существующих между Эго и сознанием, то в психоанализе чаще принимается гипотеза, в соответствии с которой Эго обладает способностью вытеснять из сознания и/или не допускать в сознание непримлемые импульсы Ид либо направлять их по путям сублимации. Кроме того, Эго обладает способностью использовать энергию бессознательного, но само оно не может оказывать сколько-нибудь существенного влияния на первичные процессы.
2. Нейрофизиологическая теория рассматривает бессознательное в качестве психо- или нейропсихологических процессов, которые одновременно с их протеканием могут быть представлены и в виде субъективных феноменов сознания, но последнее вовсе не обязательно – упомянутые процессы первичны, самодостаточны, они возникают и протекают независимо от сознания (теории И.П.Павлова, В.М.Бехтерева, Э.Л.Торндайка, Д.Б. Уотсона, концепции необихевиоризма). Тем самым теория допускает, что, что наряду с нервными процессами, существуют некие параллельные им образы, мысли и побуждения, которые не обладают, однако, какой-либо самостоятельной силой влияния на нервные процессы и поэтому совершенно не нуждаются в том, чтобы их зачем-то надо бы изучать. Метафизический бихевиоризм вообще считает психические явлениям мифическими представлениями. Психические процессы, согласно даже не столь радикальной позиции, как последняя, - это приблизительно то же, что тень человека, а не он сам, а психология – это наука о фантомах, поскольку нельзя исследовать того, что не существует. Э.Л.Росси, разделяя, наряду с эриксонианским, и психофизиологический подход, считает, например, что изучение систем зависимого от состояния научения (памяти) и поведения даёт ключ к пониманию не только бессознательного, но и причинности: «То, что выучено и запомнено, зависит от психофизиологического состояния индивидуума во время приобретения данного конкретного опыта». Регулирование поведения человека и его мозговой активности связано, по Э.Р.Росси, с лимбико-ретикулярной формацией. Эти регуляторные процессы и представляют подлинную сущность бессознательного. Автор, как видно, о психике, сознании не упоминает вообще, как бы не замечая того, что его собственный текст определённо связан с активностью не одного только лимбико-ретикулярного комплекса. В такого рода теориях есть некоторые существенные неясности, их невозможно скрыть и нельзя о них умолчать, так как они касаются: а) утверждения о том, что психологические явления, феномены сознания всё же существуют, но зачем и каким образом они функционируют, неизвестно, если принять, что природа ничего не создаёт без того, чтобы это было необходимо; б) механизмов осознанного, то есть целенаправленного поиска информации, представленной психологическими явлениями, в частности произвольными воспоминаниями; в самом деле, если акты сознания лишены действенности, то остаётся совершенно неясным, каким же образом осуществляется этот поиск, то есть целенаправленное и практически мгновенное извлечение представления прежнего опыта; в) механизмов, благодаря которым физиологические акты протекают отнюдь не по законам рефлекторной деятельности и научения, как должно бы быть согласно теории бихевиоризма, а по совершенно иным законам, благодаря действию которых человеку представляются не ассоциации, а значения и смыслы, и при этом всё это сам, одним лёгким усилием своей воли; г) роли Я индивида в динамике сознательных и бессознательных процессов; едва ли кто ныне станет утверждать, что эта динамика целиком определяется одним только мозгом, протекающими в нём нейрофизологическими процессами. Ни по одному из указанных пунктов физиологическая теория не даёт определённого ответа. Термины «сознание», «психика», «бессознательное» и т.п. превращаются в ней фактически в фикцию, поскольку различие между нейрофизиологическими и психологическими процессами не то что стирается, от последних предпочитают просто отмахнуться, избавиться вообще как от досадной и назойливой помехи, которая только препятствует серьёзному исследователю объективно изучать реакции организма и заниматься математическими расчётами непонятно чего.
3. Сознание и бессознательное с позиций психопатологии К.Ясперс представляет следующим образом. Перед тем автор указывает, что термин «сознание» имеет троякое значение. «Во-первых, он подразумевает осознание (интериоризацию) собственных переживаний – в противоположность потере сознания и всему тому, что пребывает за пределами сознания. Во-вторых, он подразумевает осознание объекта, знание о чём-то предметном и внешнем – в противоположность неосознанным субъективным переживаниям, в рамках которых «Я» и «объект» пребывают во всё ещё не дифференцированном состоянии. В третьих, он подразумевает самоосознание, осознание личностью собственного «Я» - в противоположность бессознательному, в рамках которого субъект и объект переживаются как отдельные сущности, но личность не осознаёт различия между ними сколько-нибудь отчётливо». Без сознания, указывает К.Ясперс, «психическая субстанция не может проявить себя. Где нет сознания в указанном смысле, там нет и психической субстанции». «Мы должны различать события, - продолжает автор, - в действительности пережитые личностью, но оставшиеся незамеченными, и события, происходившие за пределами сознания и, значит, не пережитые....Перед психологией и психопатологией стоит важная задача: высветить оставшиеся незамеченными события психической жизни и тем самым сделать их доступными сознанию (или, что то же самое, познанию). Стремление к истине и саморазвитию предполагает озарение бессознательных глубин личности; именно таков один их магистральных путей психотерапии».
Многообразие значений, приписываемых термину «бессознательное», автор разъясняет так.
А) Бессознательное мыслится как производное от сознания. Как таковое, оно может быть идентифицировано с:
1) автоматическим поведением (то есть деятельностью, которая некогда осознавалась, а теперь осуществляется автоматически и, значит, неосознанно; речь идёт о ходьбе, письме, езде на велосипеде и т.п.);
2) забытым опытом, всё ещё не утратившем своей действенности (имеются в виду так называемые комплексы, остаточные аффекты, обусловленные прежни м опытом;
3) воспоминаниями, готовыми «всплыть на поверхность» памяти.
Б) Бессознательное мыслится в соотношении с недостатком внимания. С этой точки зрения оно есть то, что:
1) будучи пережито в действительности, проходит незамеченным;
2) хотя и выявляется, но не преднамеренно;
3) ускользает из памяти, то есть будучи некогда содержанием сознания, впоследствии забывается...;
4) никогда не было объективизировано и, таким образом, не может быть сформулировано в словесной форме.
В) Бессознательное мыслится как сила, как первоисточник, то есть как:
1) творческое, жизненное начало;
2) убежище, защита, первопричина и конечная цель. Иначе говоря, всё существенное...приходит к нам из бессознательного, и любое осуществление оказывается бессознательным, в которое мы в конце концов и возвращаемся.
Г) Бессознательное мыслится как «бытие» - как истинный, глубинный смысл бытия, то есть как психическая реальность...Психическую реальность разные исследователи понимали очень по-разному: как спонтанную игру фундаментальных элементов (Гербарт), проявляющуюся в формах сознательной психической жизни; как ряд постепенно уходящих вглубь слоёв бессознательного (Конштамм, Фрейд); как личное бессознательное, накапливающееся в течение всей жизни индивида; как коллективное бессознательное (Юнг) – субстрат универсального опыта человечества..Во всех перечисленных случаях бессознательное понимается как «самодовлеющая сущность», как «бытие для себя», как действительность, которой мы обязаны своим существованием.
Заметим, что К. Ясперс термин «сознание» склонен отождествлять с термином «знание», то есть представлением некоей информации в символической форме. Кроме того, он, вступая в противоречие с самим собою, считает возможным рассматривать бессознательное как производное от сознания, то есть как результат сознательной деятельности индивида. Важно, наконец, и то, что психические процессы, по мнению К.Ясперса, могут осуществляться и вне сферы сознания, то есть того, что он называет произвольным вниманием индивида. Тем не менее динамику сознательных и бессознательных процессов и К.Ясперс рассматривает как происходящую фактически без участия личности самого индивида, то есть Я человека рассматривается скорее механистически, как некий посторонний и пассивный созерцатель внутренней динамики, нежели активный и важнейший её участник.
4. Сознание и бессознательное, с позиции теории В.П. Симонова о творческой деятельности. Характеризуя психическую регуляцию творческой деятельности, К.С. Станиславский (Сергеев К.С., 1863-1938) выдвинул в своё время гипотезу о сверхсознании как высшей концентрации духовных сил личности при порождении продуктов творчества. В.П. Симонов, представляяя сверхсознание в качестве механизма творческой интуиции, посредством которой происходит рекомбинация прежних впечатлений и благодаря которой создаются новые психологические структуры, предложил близкий «сверхсознанию» термин надсознательное.
В теории В.П.Симонова основополагающим является тезис о том, что регуляция творческой, созидательной деятельности осуществляется посредством активности некоей высшей неосознаваемой инстанции личности (не в плане топографии, как в метапсихологии З.Фрейда, а в функциональном смысле). В то же время само сознание, по В.П.Симонову, обеспечивает лишь рутинные функции, так как оно использует память, репродуцирует прежний опыт и само по себе не способно создавать ничего нового (от формулирования сущности сознания В.П.Симонов уклоняется, как и многие другие авторы). Тем самым В.П.Симонов разграничивает две формы бессознательного: собственно бессознательное, детерминированное прошлым - подсознание, и надсознание, то есть бессознательное, мотивированное будущим, устремлённое в будущее, направленное на создание того, чего ранее не было ни в личном, ни в коллективном опыте. Надсознательное, таким образом, детерминировано потребным будущим, а сам творческий процесс, независимо от того, научное это творчество или формирование личности человека, происходит в ходе взаимодействия индивида с обществом, с миром культурных ценностей и отражает тенденции развития объективной действительности.
Упомянутые положения дают возможность совершенно иначе взглянуть на проблему бессознательного, а именно с позиций, которые определяются фактом высшей, творческой активности человека. Творчеством (креативностью – creativity) называют «деятельность, результатом которой является создание новых материальных и духовных ценностей» (Психология, 1990) или способность приходить к новым, при этом обоснованным решениям проблемы, способность создавать вещи, отмеченные воображением (Райкрофт, 1995). Представления творчества как «невротического мечтания» или «репарации деструктивных фантазий» депрессивной и шизоидной личности, которые ранее предлагал психоанализ, ныне рассматриваются как неприемлемые. Творчество, в указанном В.П.Симоновым понимании, есть более широкое понятие, нежели профессиональная деятельность учёного, художника или инженера, которые придумывают или строят нечто никому неизвестное и не существующее в природе. В индивидуальном плане процесс творчества представляет в сущности вся жизнь любого нормального индивида, поскольку он постоянно преодолевает множество проблем, даже если его открытия и принимаемые им решения не имеют всеобщего значения. Фактически всю свою активную свою жизнь каждый человек занят построением картины мира и самосозиданием, начиная с первого дня от рождения и до последнего вздоха, когда он сталкивается с необходимостью решить для себя может быть самую трудную задачу - проблему личной смерти. Некоторые, более одарённые или очень упорные люди привносят в общую картину мира значительные изменения, открытия, но в целом каждый нормальный индивид с начала своей жизни и до её завершения является творцом, это вопрос степени, а не сущности человека.
Одним из наиболее ярких примеров творчества является, согласно описаниям некоторых психолингвистов, овладение детьми речью (теория порождающей грамматики Н.Хомского, предполагающая существование врождённых механизмов овладения речью). Г.Крейг подчёркивает даже, что овладение языком, более чем что-либо другое, характеризует безграничные человеческие возможности. Между тем дети овладевают речью к 3-4 годам почти на уровне многих взрослых людей, и, помимо того, без особых или, по крайней мере, видимых усилий. При этом они они научаются не только говорить, но и многому другому. И это при том, что до 12-15 часов в сутки они проводят во сне, какое-то время тратят на иные занятия, но, что также немаловажно, им никто не преподаёт язык по какой-то неведомой сверхудачной методике, не учит правилам грамматики. Между тем встречаются случаи, когда дети, как бы в посрамление среднестатистических норм, начинают понимать речь и разговаривать уже в младенческом возрасте, например, к году произносят слова и отдельные фразы или даже узнают буквы алфавита, а иные из них к 3-4 годам свободно читают, причём некоторые из них научаются этому самостоятельно. М.Кричли (1974) приводит наблюдение, в котором мальчик в 4 месяца начал произносить отдельные слова, в 6 месяцев сказал первую фразу, в 12 месяцев самостоятельно прочитал букварь, в 8 лет написал первыю свою симфонию, а в 14 лет с блеском закончил университет. Дети, эти, по словам Ж.Пиаже, «маленькие учёные» решают сложнейшую проблему овладения языком и речью в фантастически короткие сроки и делают это едва ли не самостоятельно, окружающие в лучшем случае им в этом только помогают. Упорные попытки научить шимпанзе понимать человеческую речь и пользоваться ею ни к чему, как известно, не привели. Младенцы, очевидно, обладают достаточно развитым для овладения речью головным мозгом, в строении которого, по К.Юнгу, эти способности и зафиксированы, словно на жёстком диске компьютера. Более того, дети, и в этом состоит их принципиальное отличие от высших обезьян, изначально ведут себя как автономные и целостные человеческие существа, как уже сложившиеся сущности человеческой личности, они действуют до известной степени целенаправленно и мотивированно, как если бы они имели настоятельную потребность изучать язык, испытывать стремление к его овладению и обнаруживают отчётливое понимание того, что им это необходимо для общения с другими людьми и понимания в окружающем их мире. Похоже на то, что сознание формируется в действительности очень рано, поэтапно и, повидимому, одновременно с тем, что считается бессознательным.
Из сказанного следует, что, скорее всего, уже в раннем детстве существует прообраз того, что развиваясь, превращается у взрослых в Эго или собственное, сознательное Я человека. Между тем одновременно с овладением речью дети научаются формировать привязанности, интересы, модели отношений с родителями, осваивают достаточно сложные сенсомоторные и умственные навыки, в возрасте около года, как предполагают, они осознают свою половую идентичность и т. д.), но самое выдающееся их достижение состоит всё же в том, что они, по мере овладения языком, самостоятельно и столь же стремительными темпами создают и своё сознание, так как едва ли не по всеощему признанию, оно неразрывно связано с речью. Очевидно, что одного только овладения языком для этого было бы недостаточно. Вероятно, дети с самого рождения располагают и неким прототипом сознания, как бы доречевым сознанием (по аналогии с «доречевым мышлением»), поскольку уже в первые недели жизни они воспринимают предметы во всей их целостности, а не отдельные и разрозненные ощущения, очень рано (в 1,5-2 года и ранее) они делаются «вредными», то есть обнаруживают свою автономию, выделяют себя из окружающей среды, узнают своё изображение в зеркале и на фотографии, начинают пользоваться личными местоимениями и др.).
Дети, повидимому, с самого начала воспринимают ощущения, эмоции и проявления психической активности как свои собственные, принадлежащие их личности. Эта ранняя форма сознания не оставляет следов в символической памяти, она отмечена инфантильной амнезией (точнее было бы сказать эксплицитной амнезией, так как в имплицитной памяти прочно сохраняются ранние навыки, впечатления, отношения, моели поведения и др.) и именно она рассматривается позднее у взрослого человека как некое бессознательное. Детский опыт, что в общем виде считается доказанным, регулярно воспроизводится в моделях поведения взрослых людей, он вообще оказывает колоссальное влияние на психическое функционирование на протяжении всей последующей жизни индивида. Это подтверждает справедливость общего тезиса, согласно которому всякое развитие суть постепенная (поэтапная) дифференциация некоей общей структуры. Сложные структуры не создаются путём сложения или случайных комбинации простейших элементов, прообраз либо некая программа создания таких структур или существуют изначально, и тогда возможно развитие, либо их нет, и об их развитии не может быть и речи. Доречевое сознание (более адекватным был бы, вероятно, термин предсознание) и речь лежат в основе формирования собственно сознания, представляющего впечатления не в чувственной, а в словесно-логической форме, то есть в системе значений и смыслов. Поэтому даже ощущения человека, и ощущения животного – это совершенно разные вещи. В частности, боль у животного и боль у человека – далеко не одно и то же. В первом случае это феномен предсознания, во втором – сознания.
Надсознательное В.П.Симонова – это в сущности и есть та врождённая, возникшая в ходе смены множества поколений человека способность к развитию, созиданию, к преодолению тенденции к энтропии, хаосу, оно и есть тот потенциал творчества как в обычном его понимании, так и в плане самосозидания личности, формирования психики, сознания, то, без чего невозможны ни социализация, ни тем более духовный прогресс личности. Это может означать, вероятно, что и само Я индивида является порождением высшего бессознательного («коллективного бессознательного», по К.Юнгу). Вместе с тем Я обладает и значительной степенью самостоятельности, поскольку оно само до известной степени способно влиять на развитие и функционирование надсознания. Так, созданный сознательными усилиями или усвоенный новый метод решения проблемы в последующем реализуется автоматически, посредством структур надсознания. Иными словами, человек, в отличие от животного, обладает способностью к самопрограммированию. Кроме того, сознание обладает автономией и относительно бессознательного, так как действует не только в интересах организма и для удовлетворения вегетативных потребностей (на это расходуется сравнительно малая часть психической энергии), оно способно подниматься над ними и даже может ими жертвовать ради достижения других, собственно человеческих целей.
Дискуссия о том, что важнее: сознание и бессознательное, теряет при таком подходе всякий смысл, это то же самое, что давний и бесплодный спор схоластов о яйце и курице. Если бессознательное на 90% определяет динамику внутренней жизни и поведение индивида, то, в свою очередь, 90% содержания бессознательного создано сознательными усилиями самого индивида (косвенно на это указывает, возможно, сравнение числа и массы корковых нейронов высших обезьян и человека). Столь же бессмысленным является противопоставление сознания и бессознательного, как это делается в классическом психоанализе, а также, повидимому, по инерции. Здесь стоит заметить, что даже высшие ценности человеческого существования и просоциальные побуждения реализуются посредством бессознательного и пока мало что известно о том, когда и каким образом они формируются.
Из сказанного как бы сам собою вытекает вывод о том, что Я индивида не нуждается в каком-то специальном механизме рефлексии, в органе восприятия собственных психических феноменов, в некоем экране или в зеркале, на которых они отражаются; нет необходимости прибегать и к помощи лампы Аладдина, посредством которой некое внутреннее таинственное существо освещает глубины своего бессознательного и пристально туда всматривается, а какое-то другое, столь же мифическое существо как бы со стороны за всем этим ещё и наблюдает – это не более чем антропоморфные фикции, в которых внутренний мир демонизируется, населяется некими самостоятельными сущностями, своего рода духами. Само Я и является той структурой, с которой связана рефлексия, так как оно с самого начала своего существования обладает способностью разграничивать впечатления, исходящие как от как него самого, так и относящиеся к внешнему миру, то есть оно изначально обеспечено основой того, что называют самоосознаванием и внешним, предметным сознанием. Иного не дано, такая способность не может появиться как бог из машины, она изначально, генетически заложена в программе организации Я. Иначе говоря, самосознание и сознание внешнего мира – это не полярные сущности, а разные стороны единого Я индивида.
В самом деле, у человека имеется только один мозг и всего одна психофизиологическая структура, в которой одна половина представляет его самого, а другая – внешний мир. Точнее, обе эти половины суть две стороны в сущности одного и того же психологического явления, и между ними нет какой-то непроходимой границы. Из этого следует, что Я индивида имеет две ипостаси или идентичности. Одна из них состоит из представлений внешних объектов, многие из которых индивид ощущает, впрочем, принадлежащими ему, считает их как бы продолжением самого себя - аллопсихическое Я. В данном измерении индивид и себя воспринимает как некий объект (говорит, например, что это «у него» есть тело, мысли, желания или чувства). Вторая сторона Я – это то, как индивид воспринимает сам себя непосредственно, изнутри. Именно в этом измерении он ощущает свою «самость», осознаёт себя субъектом и о себе говорит уже совершенно иначе (например, это «я думаю... я чувствую... я хочу или действую») – сомато- и аутопсихическое Я.
Другими словами, у человека существует не одна, а две системы идентичности, одна - для восприятия себя изнутри, с субъективных позиций, другая – для самовосприятия глазами других людей, с объективных позиций. Обе эти системы идентичности в норме субъективно обычно не различаются, у здорового в психическом отношении они сливаются в одно целое или различия между которыми ему кажутся несущественными. В болезни же обе эти идентичности нередко разделяются так, что между ними пролегает непроходимая граница. Например, пациент с синдромом Кандинского-Клерамбо чувствует, что вместо одного Я у него появилось два совершенно разных, антагонистических Я, при этом одно из них он часто отождествляет с другим, посторонним человеком. О том же свидетельствуют явления амбивалентности в сфере эмоций, воли и мышления, феномен двойного потока процессов мышления, клиническая структура ониризма, когда пациент одновременно ощущает себя существующим в двух совершенно разных ситуациях (в реальности и в мнимой реальности) и, вероятно, в какой-то степени феномен множественной личности, при котором появляются альтернативные личности или личности, располагающиеся в континууме от «личности-хозяина», представляющего актуальное Я пациента, до его антипода, носителе диаметрально противоположных качеств во всём, что свойственно самому «хозяину».
Надсознание, таким образом, можно сравнить с врождённой программой индивидуального развития человека, которая с накоплением личного опыта индивида совершенствуется, усложняется, и, повторимся, с самого начала это происходит исключительно благодаря собственной активности человека. Человеческое существо, однако, не компьютер. Чего-либо подобного специалисты по програмному обеспечению компьютеров не знают, так как функции Я в системе «человек-компьютер» всё ещё выполняют они сами и приписывают счётной машине свои собственные качества. Во всяком случае, в настоящее время нет таких компьютеров, которые были бы способны не только механически производить счётные операции, создавать словесные копии на дисплее, а самостоятельно продуцировать мысленные аналоги самых разных логических операций, сами же управлять последними посредством собственных умственных образов, создавать только свойственные человеку продукты творческой активности. Совершенно ясно, что без существования упомянутой программы вообще невозможно представить какую-либо иную возможность формирования человеческой личности. В самом деле, мозг младенца получает от рецепторов органов чувств лишь нервные импульсы о видимости вещей, никаких иных сведений о действительности он более не имеет. Но именно из этой бессистемной, поверхностной и случайной сенсорной информации и только благодаря особым программам переработки информации и активности Я человека (альтернативы здесь не существует, если не впадать в миистику) мозг создаёт и личность индивида, его психику, сознание, и формирует сложнейшую картину внешнего мира.
Из сказанного о сознании можно извлечь некоторые предварительные, разумеется, выводы. Сознание, во-первых, суть управляемый индивидом процесс превращения информации нервных процессов в психологические явления, на что указывает, в частности, З.Фрейд. В этом смысле, по К.Ясперсу, оно, сознание, и есть в сущности сама психика, которая изначально организована посредством программ надсознания в структуры целостного Я. Во-вторых, сознание есть инструмент, с помощью которого Я индивида получает доступ к контролю нервных процессов. Другими словами, психологические процессы не следуют за нервными, не являются их бесплотной и бесполезной тенью, напротив, именно первые подчиняют себе последние, организуют их определённым образом, иначе они распались бы рефлекторные структуры. Во всяком случае такой контроль свойственен нормальной психике. В третьих, сознание создаётся на базе врождённой информационной программы (надсознания), с одной стороны, и посредством усилий и опыта Я индивида. Если это действительно так, то логично предположить, что сам процесс осознавания в значительной степени контролируется актуальным в данный момент Я индивида (таких Я, заметим, у индивида может быть несколько, о чём свидетельствует упомянутый феномен множественной идентичности – убедительная иллюстрация того, что человек – это не то, что он есть, а то, кем он осознаёт себя сам).
Относительно бессознательного также можно сделать определённые гипотетические выводы: 1. бессознательное образуют информационные программы, которые обеспечивают а) потребности организма и различные навыки (подсознание) и б) развитие личности (надсознание); 2. бессознательное не есть уже готовые мысли, эмоции и побуждения, которые только и ждут того момента, когда их озарит свет сознания. Оно суть нейрофизиологические процессы, которые только посредством сознания преобразуются в психологические явления; 3. бессознательное образуют 3 основных компонента: а) детский опыт; б) автоматизмы, навыки и знание, то есть впечатления, ранее структурированные посредством сознания и находящиеся далее под его контролем и в) психологические явления, в силу определённых причин остающиеся для актуального Я индивида незамеченными, прочно забытыми или являющиеся для него неприемлемыми, если они формируются изменённой и неосознаваемой идентичностью, но которые при определённых обстоятельствах могут вновь оказаться в области ясного сознания (например, при психическом расстройстве, в состоянии изменённого сознания).
С позиции теории В.П.Симонова вполне допустимым является предположение о том, что появление некоторых, в особенности продуктивных психических расстройств, связано, в основном, с дезорганизацией активности надсознания как высшей, наиболее сложной ступени в иерархии личности, интегрирующей разные стороны внутренней жизни, и потому самой уязвимой психологической системы (на это же, в сущности, указывает и теория диссолюции Джекесона). Во-первых, потому, что надсознание, в указанном его представлении, контролирует уровень активности сознания. Так, в коме, во время обморока, глубокого сна работа сознания полностью прекращается. Во-вторых, активность сознания может быть ослаблена или усилена. Этому соответствуют такие клинические феномены, как дереализация, психическая анестезия, гипестезия, гиперестезия. В-третьих, надсознание определённо влияет на структуру Я индивида, так как именно оно (и ничто иное, кроме него; во всяком случае, на этот счёт не существует никаких других гипотез) способно ассимилировать, включать в эту структуру какие-то впечатления и влияния или, напротив, устранять из этой структуры утратившие значение элементы, то есть формировать тем самым потребности, интересы, привычки, убеждения, влечения, консолидировать личность человека в целом. В болезни всем этим совершенно нормальным и необходимым процессам соответствуют определённые нарушения, такие, как как деперсонализация, апперсонализация, повышенная внушаемость и самовнушаемость, аутизм и мн.др. В четвёртых, устранение интегрирующей роли надсознания может повлечь развитие таких клинических феноменов, как диссоциация личности, её раздвоение, удвоение, психическое расщепление, амбивалентность и пр. Наконец, в пятых, надсознание, поскольку оно суть автоматически работающая и саморазвивающаяся программа переработки информации, само обладает определённой автономией и оказывается способным превращать нейрофизиологические процессы в психологические феномены, причём иногда помимо усилий или даже без ведома или вопреки воле индивида, его сознательного Я. Любой индивид легко может убедиться в существовании определённой автономии надсознания: например, вспомнить, как в его сознании неожиданно появляются мысли, идеи или желания, о существовании которых минуту назад он и не подозревал. В болезни, при дисфункции структур надсознания эта автономия постоянно даёт о себе знать продуцированием разнообразных психопатологических феноменов, таких, к примеру, как ментизм, навязчивости, психические автоматизмы и т.п.
Автономия надсознания, однако, не являются абсолютной, в норме она, как упоминалось, определённым образом интегрирована с произвольной активностью Я человека. С влиянием Я на надсознание, в свою очередь, также могут быть связаны некоторые нарушения, в первую очередь личностные и поведенческие. Так, если индивид изначально растёт и развивается в анормальных социальных условиях, принимает их как естественные и совершенно нормальные, то и самопрограммирующее воздействие его Я на структуры надсознания окажется столь же деструктивным. Формирующиеся при этом программы восприятия, интерпретации, поведения окажутся неадекватными с позиции здоровых социальных ценностей. Об этом неоднократно писали отечественные психиатры, в частности О.В.Кербиков, указывая на возможность формирования нажитой психопатии. В антисоциальной среде, например, индивид столь прочно усваивает образцы агрессивного и криминального поведения, что от них он едва ли сможет когда-нибудь избавиться, скорее всего, он даже не будет пытаться это сделать, сколько ни старались бы ему в этом помочь окружающие. Ещё более отчётливо негативное самопрограммирование наблюдается при расстройствах личности у пациентов с болезнями зависимости (азартные игры, игровая зависимость, наркомания и др.): исходным моментом в развитии патологических потребности всегда являются сознательные побуждения. Со временем такие побуждения, укореняясь в личности, реализуются автоматически даже вопреки желанию пациентов.
Приведённая интерпретация гипотезы В.П. Симонова во многих важных чертах сходна с вышеупомянутыми представлениями о бессознательном и сознании, в особенности с психоаналитической концепцией К.Г.Юнга. Очевидно, однако, всем существующим представлениям бессознательного недостаёт чего-то более конкретного и осязаемого, они все остаются слишком умозрительными и, это естественно, пока что имеют сугубо предварительный характер. Но на стороне последней гипотезы, помимо логических, есть и другие преимущества, а именно возможность объяснять не только факты психологии, но и клинические феномены и, может быть, даже предсказывать существование некоторых из них. Психопатология, в свою очередь, именно этой гипотезе и с наибольшей охотой предоставляет целый ряд подтверждений её дееспособности.
* * *
– в психоанализе: не попадающие в поле сознания процессы и состояния психики; система психики человека, по своему объему, содержанию и закономерностям функционирования отличающаяся от системы сознания.З. Фрейд не был первооткрывателем бессознательного: история обращения к проблематике бессознательного уходит своими корнями в древнегреческую, древнеиндийскую и древнекитайскую философию. Но он одним из первых поставил вопрос о неправомерности отождествления психики человека с сознанием. Деление психики на сознательное и бессознательное стало основной предпосылкой психоанализа. Если предшествующая психология делала акцент на сознании человека, то З. Фрейд не только пересмотрел привычные представления о тождестве сознания и психики, но и отказался от него в пользу признания действенности в психике человека бессознательных процессов. Он не просто обратил внимание на необходимость учета бессознательного как такового, а выдвинул гипотезу о правомерности рассмотрения того, что назвал «бессознательным психическим», поставив его в центр своей исследовательской и терапевтической деятельности.
Выявление и описание бессознательных процессов составляло важную часть теории и практики классического психоанализа. Не ограничившись этим, З. Фрейд подверг бессознательное аналитическому расчленению. Раскрытие механизмов функционирования бессознательных процессов, выявление конкретных форм проявления бессознательного в жизни человека (ошибочные действия, сновидения, симптомы психических заболеваний), поиск в самом бессознательном различных его составляющих – все это представлялось важным и необходимым с точки зрения психоанализа. Причем З. Фрейд не просто занимался описанием и раскрытием бессознательного как чего-то негативного, отрицательного (психика минус сознание), а стремился выявить его позитивные составляющие. Он обращал внимание на те свойства бессознательного, которые свидетельствовали о специфике ранее неизученной сферы психики человека, качественно и содержательно отличающейся от сферы сознания.
З. Фрейд исходил из того, что всякий душевный процесс существует сначала в бессознательном и только затем может оказаться в сфере сознания. Причем переход в сознание – не обязательный процесс, поскольку далеко не все психические акты непременно становятся сознательными: многие из них остаются в бессознательном, не находят возможных путей доступа к сознанию и для их осознания подчас требуется особая работа, которая может быть осуществлена средствами психоанализа.
Прибегая к образной аналогии, З. Фрейд сравнивал сферу бессознательного с большой передней, в которой находятся все душевные движения, а сознание – с примыкающей к ней узкой комнатой, салоном. На пороге между передней и салоном стоит страж, который не только пристально разглядывает каждое душевное движение, но и решает вопрос о том, пропускать его из одной комнаты в другую или нет. Если какое-то душевное движение допускается стражем в салон, то это еще не означает, что оно тем самым становится непременно сознательным: оно превращается в сознательное только тогда, когда привлекает к себе внимание сознания, находящегося в конце салона. Поэтому если передняя комната – это обитель бессознательного, то салон – вместилище того, что З. Фрейд назвал предсознательным. И только за ним расположена келья собственно сознательного, где сознание выступает в роли наблюдателя. Таково одно из пространственных или топических представлений о бессознательном и сознании в психоанализе. В соответствии с другим представлением психика человека сравнивалась с айсбергом, две трети которого (бессознательное) скрыто под водой, а одна треть которого (сознание) находится над водой.
С точки зрения З. Фрейда, бессознательные процессы активны, они предопределяют поведение человека. Поэтому психоанализ ориентирован на раскрытие динамики перехода психических процессов из одной системы в другую. В этом отношении бессознательное характеризуется некой двойственностью, выявляемой не столько при описании бессознательных процессов, сколько при раскрытии динамики их развертывания и функционирования в психике человека. Если в предшествующей академической психологии даже не ставился вопрос о двоякого рода бессознательном, то для З. Фрейда признание наличия двух систем в бессознательном стало отправной точкой его исследовательской и терапевтической деятельности. Осмысление клинического материала и анализ сновидений привели к необходимости проведения различий между скрытым, латентным бессознательным (предсознательным) и вытесненным бессознательным. Как замечал З. Фрейд, «есть два вида бессознательного: латентное, но способное стать сознательным, и вытесненное, которое само по себе и без дальнейшего не может быть сознательным».
Отмеченная З. Фрейдом двойственность бессознательного создавала неопределенность в его понимании, так как в описательном смысле речь шла о двух видах бессознательного (предсознательном и вытесненном бессознательном), а в динамическом отношении – об одном виде бессознательного (вытесненном). Сложность положения усугублялась тем, что двусмысленность возникала также при рассмотрении сознания и бессознательного, поскольку в конечном счете различие между ними – это вопрос восприятия, на который приходится отвечать утвердительно или отрицательно. Не случайно З. Фрейд подчеркивал, что при употреблении терминов «сознательный» и «бессознательный» то в описательном смысле, то в систематическом значении, особенно когда они характеризуют собой принадлежность к определенной системе или отдельные ее свойства, трудно избежать имеющей место двусмысленности.
Во избежание возможных недоразумений З. Фрейд предложил использовать буквенные обозначения для описания различных психических систем, процессов, состояний. Система сознания сокращенно обозначалась им как BW (Bewusst), система предсознательного – VBW (Vorbewusst), система бессознательного – UBW (Unbewusst). Со строчной буквы соответственно вводились такие обозначения, как bw – сознательное, vbw – предсознательное, ubw – бессознательное, под которым понималось главным образом вытесненное бессознательное.
Буквенное обозначение различных систем и процессов способствовало устранению недопонимания, которое возникало при использовании соответствующих терминов. Однако в процессе дальнейшей исследовательской и терапевтической деятельности выяснилось, что ранее осуществленное З. Фрейдом различие между предсознательным и вытесненным бессознательным оказалось теоретически недостаточным и практически неудовлетворительным. Поэтому топическое и динамическое понимание психики человека было дополнено структурным ее осмыслением. Это имело место в работе «Я и Оно» (1923), где З. Фрейд рассмотрел структуру психики через призму соотношений между Оно (бессознательное), Я (сознание) и Сверх-Я (родительский авторитет, совесть, идеал).
Структурная теория предполагала устранение возникшей при топическом и динамическом подходе двусмысленности в понимании бессознательного. Однако психоаналитическое понимание бессознательного не только не утратило своей двойственности, но, напротив, стало многосмысленным. Последнее обстоятельство было связано с признанием З. Фрейдом значительной доли бессознательного в человеческом Я, с признанием им того, что он назвал «третьим» бессознательным, которое не совпадает ни с предсознательным, ни с вытесненным бессознательным. Выделение «третьего» бессознательного (Сверх-Я) способствовало более глубокому пониманию природы внутрипсихических конфликтов и причин возникновения неврозов, но в то же время привело к тому, что бессознательное стало, по словам З. Фрейда, «многозначным качеством, не позволяющим широких и непререкаемых выводов, для которых нам хотелось бы его использовать».
Принимая во внимание многозначность понятия «бессознательное», З. Фрейд не только не отказался от признания важности бессознательного как такового, но, напротив, настаивал на необходимости его всестороннего изучения. Более того, он предостерегал против того, чтобы на этом основании не возникало пренебрежительное отношение к самому понятию «бессознательное», так как, по его убеждению, «в конце концов свойство бессознательности или сознательности является единственным лучом света во тьме глубинной психологии».
Исследуя бессознательное, З. Фрейд стал соотносить его не только с онтогенезом (развитием человека), но и с филогенезом (развитием человеческого рода). Такое понимание бессознательного нашло свое отражение в его работе «Тотем и табу» (1913), где были рассмотрены сходства между психологией первобытного человека, подверженного стадным инстинктам, и психологией невротика, находящегося во власти собственных влечений и желаний. Впоследствии он говорил о филогенетически унаследованном «ядре бессознательного» и «архаическом наследии», оказывающем воздействие на психику современного человека.
В целом понимание бессознательного З. Фрейдом основывалось на следующих выдвинутых им теоретических положениях: (а) отождествление психики с сознанием нецелесообразно, ибо нарушает психическую непрерывность и ввергает в неразрешимые трудности психофизического параллелизма; (б) допущение бессознательного необходимо потому, что у данных сознания имеется немало пробелов, объяснение которых невозможно без признания психических процессов, отличных от сознательных; (в) бессознательное – закономерная и неизбежная фаза процессов, лежащих в основе психической деятельности человека; (г) ядро бессознательного составляют унаследованные психические образования; (д) каждый психический акт начинается как бессознательный, он может таким и остаться или, развиваясь дальше, проникнуть в сознание в зависимости от того, наталкивается ли он на сопротивление или нет; (ж) бессознательное – особая психическая система со своим собственным способом выражения и свойственными ей механизмами функционирования; (з) бессознательные процессы не тождественны сознательным, они пользуются определенной свободой, которой лишены последние; (и) законы бессознательной психической деятельности во многих отношениях отличаются от законов, которым подчинена деятельность сознания; (к) не следует отождествлять восприятие сознания с бессознательным психическим процессом, являющимся объектом этого сознания; (л) ценность бессознательного как показателя особой психической системы больше, чем его значение как качественной категории; (м) бессознательное познается только как сознательное после его превращения или перевода в форму, доступную сознанию, поскольку, будучи не сущностью, а качеством психического, сознание остается единственным источником, освещающим глубины человеческой психики; (н) некоторые из бессознательных состояний отличаются от сознательных только отсутствием сознательности; (о) противоположность сознательного и бессознательного не распространяется на влечение, так как объектом сознания может быть не влечение, а только представление, отражающее в сознании это влечение; (п) особенные свойства бессознательного – первичный процесс, активность, отсутствие противоречий, протекание вне времени, замена внешней, физической реальности внутренней, психической реальностью.
Очевидно, что сформулированные З. Фрейдом теоретические положения о бессознательном могут по-разному восприниматься теми, кто сегодня пытается понять смысл, значение и роль бессознательных процессов в жизни человека. Одни из этих положений могут быть восприняты в качестве отправных, исходных, способствующих выявлению и пониманию бессознательной деятельности людей. Другие – вызовут, возможно, возражение и даже протест со стороны тех, кому претит установка на признание бессознательного в качестве основополагающего начала, предопределяющего мышление и поведение индивида. Третьи – разочаруют специалистов в области человековедения своей тривиальностью. Четвертые – покажутся слишком заумными, философски окрашенными и не имеющими отношения к терапевтической деятельности. Однако, как бы они не воспринимались современниками, вряд ли стоит сбрасывать со счета то обстоятельство, что именно З. Фрейд предпринял серьезную попытку обстоятельного рассмотрения характерных особенностей и существа бессознательного, а также возможностей и путей его познания.
* * *
совокупность психических Процессов, актов и состояний, обусловленных явлениями действительности, во влиянии которых субъект не отдает себе отчета. Бессознательными могут быть психологические процессы, свойства и состояния человека, а также его взаимоотношения с людьми.
* * *
совокупность психических явлений, не осознаваемых личностью. Б. – близкий (или отождествляемый) к термину "подсознательное".
* * *
структурный компонент психики. Это актуально неосознаваемые действия и психические явления. Примером Б. являются привычки, навыки, некоторые установки, реакции, воспоминания, образы. Б. может стать осознанным, а то, что осознается — стать временно неосознаваемым. Между сознанием и Б. нет особых границ и непреодолимых препятствий. Сознательными установками человек может менять состояние неосознаваемых психических явлений, последние могут способствовать функционированию сознания. Примером является связь кратковременной и долговременной памяти. Развитие проблемы Б. связано с психопатологией, изучением влияния неосознаваемых в гипнозе внушений на сознательное поведение. В настоящее время исследуется роль и место Б. после чрезвычайных событий в направленности личности, ее поведения.
Энциклопедический словарь по психологии и педагогике. 2013.